Соответствует будущему

Очень актуальны, на мой взгляд, размышления Виктора Кожемяко «Наполеон и Корчагин». Хочется их продолжить. В статье «Нужен ли миф о Корчагине?», опубликованной «Литературной газетой», Людмила Малюкова пишет: «В романе «Как закалялась сталь» чётко разграничена идеализация «своих» и беспощадность «чужих». Это вызывает у неё скептицизм — «после перевернувших наше сознание романов М. Шолохова «Тихий Дон», М. Булгакова «Белая гвардия», И. Шмелёва «Солнце мёртвых», М. Алданова «Ключ» и «Бегство», И. Бунина «Окаянные дни», ранее неизвестных документов эпохи».

ТАК МАЛЮКОВА подводит «Как закалялась сталь» под обвинение в однобокости, тенденциозности, а образ Корчагина — в плакатности. Но ведь в ряд с романами Шолохова и Булгакова она ставит несравнимо меньших литературных достоинств творения Шмелёва и Алданова, а также дневниковые записи Бунина. На мой взгляд, перечисленные произведения Шмелёва, Алданова, публицистика «Окаянных дней» могут перевернуть только очень нестойкое сознание, потому что явно грешат как раз той предвзятостью, односторонностью в изображении «минут роковых» России, в которой Малюкова пытается упрекнуть роман о Корчагине.

А вот «Тихий Дон», эпопея действительно непревзойдённого художественного совершенства, недостижимого даже для «Белой гвардии», существовал в нашей литературе вместе, рядом с «Как закалялась сталь», и при этом глыба «Тихого Дона» никогда не заслоняла роман Островского.

Потому что и «Тихий Дон», и «Как закалялась сталь» — они об одном. Об «очаровании человеком», как выразил суть своего произведения Шолохов. В обоих романах человек показан во весь рост.

Радетели «за правду в литературе», подобные Малюковой, неправдой считают любой пафос, нравственный максимализм, силу и определённость убеждений. «Так в жизни не бывает», — говорят они. В жизни, дескать, не идут на костёр за идею, за общие интересы. В бой не идут с песней. И если это есть в романе или в фильме, то вызывает у таких радетелей «скептицизм».

Малюкова иронизирует над «Как закалялась сталь»: «Здесь перед расстрелом поют «Варшавянку» и бесстрашно бросают в лицо врагам слова неопровержимой победы своих идей, а в бой идут под аккомпанемент «Смело, товарищи, в ногу».

Но заглянем в «Тихий Дон», который она ставит в пример роману о Корчагине. «Командир был ранен. Волоча перебитую ногу, он сошёл с бугра, поправил на руке винтовку с примкнутым штыком, хрипло скомандовал:

— Товарищи! Вперёд! Бей беляков!

Кучка храбрецов с пением «Интернационала» пошла в контратаку. На смерть…»

Как видим, на смертный бой с песней ходят и у Шолохова. И тоже с песней, ставшей впоследствии гимном Франции, выступал из Марселя на бой с тиранией батальон революционных добровольцев. Так не бывает только в представлении Малюковой. Испуганного обывателя, человека-карлика, от имени которого она отказывает роману Николая Островского в высокой художественности, действительно в атаку гонят, и вылезает он под пули с криком ужаса.

Страх перед потрясениями, революцией и революционерами — пружина статьи, главный побудительный мотив этого вызова «Литературной газеты» якобы «мифу», созданному Островским. Павел Корчагин Малюкову пугает. «Как бы этот герой с его законами жестокой классовой борьбы вживался в нашу действительность, где всё так переворотилось, духовно обесценилось и общество взяло курс на согласие и примирение?» — вопрошает она.

Бедный Павка! Дело Корчагина Малюкова считает проигранным: «Если бы легендарный Павка Корчагин дожил до наших дней, какой бы сокрушительный удар испытал, узнав, что ни одна ослепляющая его мечта не сбылась». Вот, дескать, во всём себе отказывал, здоровья лишился, а джекпот не взял.

Разве? Но ведь именно благодаря нашей революции, чьим воплощением стал Корчагин, преобразился мир. Только благодаря таким, как Корчагин, стремительной волной разошлись по миру идеи социальной справедливости. Не будь Октября — не было бы ни шведского, ни финского «социализма», на который любят кивать сторонники «эволюционного пути развития». Все социальные завоевания ушедшего века — это эхо Октябрьской революции. Она действительно освободила не только Россию, а всё человечество. Так что Корчагин и его создатель Островский уж точно прожили жизнь не зря, в полном соответствии с максимой: «Вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».

Но Малюкова продолжает снисходительно жалеть Павку за то, что ему, в её представлении, недоступны радости жизни и красота: «Его невозможно представить среди природы, где бездны человеческой души особенно чувствительны, или пленённого женским очарованием: запрет на красоту действует безотказно».

Она не хочет видеть, что жизнь Павки куда полнее, красивее, праздничнее, чем существование её «героя» — пугливого, жадного потребителя маленьких житейских радостей. Ну не нужно Корчагину ездить на шашлыки, чтобы ощутить красоту мироздания! Ведь Павел занят несравненно более интересным и важным. В образе Корчагина поставлен знак равенства между революционером и художником. Павка полностью погружён в творческий акт переустройства жизни для добра и справедливости.

И насчёт равнодушия к женским чарам, а также утверждения Малюковой, что женщины для Корчагина только товарищи по борьбе, можно поспорить. Скорее, женщины для него — ещё и товарищи, ведь нигде, кажется, Павел не даёт обет безбрачия. Женщин в окружении Павки достаточно, и вовсе не потому, что в экранизациях играли его красавцы Лановой и Конкин. В орбите настоящих художников всегда есть место прекрасным женщинам. Их притягивает, пленяет творческое горение. Созидательный порыв, которым охвачен Павка, в их глазах — верный признак подлинной мужественности. Тоня Туманова, Рита Устинович, мимолётная Христина, — роман густо населён женскими образами. А вот как глазами Корчагина описана Тая, его будущая жена: «Она не была красавицей, но большие карие глаза, тонкие, монгольского рисунка брови, красивая линия носа и свежие упрямые губы делали её привлекательной; молодой упругой груди тесно под полосатой рабочей блузкой». Заметил-таки Павел всё, что положено мужчине замечать в таких случаях, «пленился», в духе требований Малюковой.

А она упорно не признаёт за Павлом Корчагиным живых человеческих проявлений, даже, как ни странно, ставит под сомнение, человек ли он. «Нет в нём томления духовной жажды, той «святости», которая делает личность неординарной и необходимой во все времена. Как тут не вспомнить Ф. Достоевского: ему ещё нужно «выделаться в человека…».

Трактовать героев революционных книг эдакими бесполыми угрюмо-бессердечными марсианами — распространённая во все времена традиция «консервативных» интерпретаторов. Теперь, наверное, это и линия «Литературной газеты».

По «идеологическим основаниям» отказывая роману «Как закалялась сталь» в художественной полноценности, а образу Корчагина — в привлекательности, Малюкова идёт против очевидного. Ведь главная удача романа, ставящая произведение Островского вровень с литературными шедеврами, — образ Павла Корчагина. Цельный, яркий, детально и всесторонне выписанный, психологически достоверный и убедительный, — этот образ занимает место в ряду бессмертных характеров, созданных мировой литературой. Это удивительно искренний, исполненный жизнелюбия, подкупающий правдой образ. Искренность можно назвать методом Островского-писателя. Искренность, вера в человека роднят роман «Как закалялась сталь» с великим «Тихим Доном».

А вот о том, нужен ли Корчагин сегодня, может ли он быть примером для подражания, — разговор особый. Надеюсь, продолжится он с участием молодых, что особенно важно.

Правда, могу с большой долей уверенности предположить, что если согласие и примирение будут в нашем обществе так стремительно прогрессировать, если жизнь для большинства будет так катастрофически улучшаться, то необходимость в Корчагине завтра появится вдвойне…

Героев рождает время. «Неслыханные перемены» и «невиданные мятежи», которых так опасается Малюкова, происходят не только по воле людей. Сама жизнь толкает на них. Так что революционер Корчагин — это герой, пример для подражания не прошлого, а будущего.