«Остафьево достопамятно для моего сердца»
Старые липы с шелестом заглядывают в широко распахнутое окно. Карамзин в домашнем халате сидит за столом. После минутной паузы гусиное перо вновь начинает порхать по бумаге. «Пишу теперь вступление, то есть краткую историю России и славян до того времени, с которого начинаются собственные наши летописи... а там опишу нравы, правление и религию славян, после чего начну обрабатывать русские летописи...» — делится Николай Михайлович своими замыслами с братом Василием.
НЕЗАДОЛГО до этого Карамзин женился на дочери князя Андрея Ивановича Вяземского. Событие, которое наделало в Москве много шума: невеста-то с изрядным приданым, а жених, хоть и был он к тому времени известным писателем, автором «Писем русского путешественника» и сентиментальной повести «Бедная Лиза», до сих пор жил лишь на литературные заработки. Да ещё старше невесты почти на полтора десятка лет, вдовец с маленькой дочкой на руках. Однако новобрачным было всё равно, что болтают о них в светских салонах. «Катерина Андреевна так добра и мила, что мудрено вообразить жену лучше её...» — так отзывался Николай Михайлович о своей супруге в одном из писем.
Летом 1804 года Карамзины уезжают из Первопрестольной в Остафьево — подмосковное имение Вяземских. Там, в деревенской тиши, Николай Михайлович, высочайшим повелением назначенный на должность историографа, наконец-то смог вплотную заняться главным трудом своей жизни, о чём он мечтал уже давно. «...Больно, но должно по справедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей российской истории... Говорят, что наша история сама по себе менее других занимательна: не думаю...» — писал он ещё в 1790 году.
«Карамзин принял постриг», — судачили о нём в московских гостиных, когда он перестал там появляться. В самом деле, его комната на втором этаже роскошного остафьевского дворца напоминала монашескую келью. «Голые оштукатуренные стены, выкрашенные белой краской, широкий сосновый стол, в переднем углу под окнами стоящий, ничем не прикрытый, простой деревянный стул, несколько козлов с наложенными досками, на которых раскладены рукописи, книги, тетради, бумаги; не было ни одного шкапа, ни кресел, ни диванов, ни этажерок», — рассказывал посетивший Остафьево писатель и историк Михаил Погодин.
По воспоминаниям хозяина имения князя Петра Андреевича Вяземского, известного своей дружбою с А.С. Пушкиным, Карамзин любил гулять в старой берёзовой роще за усадебным парком, находя в «окрестной тишине, в величавой обстановке природы, в свежести и умиротворительности впечатлений особенную и глубоко объемлющую душу прелесть... Возвратившись с прогулки, завтракал он с семейством, выкуривал трубку турецкого табаку и тотчас после уходил в свой кабинет и садился за работу вплоть до самого обеда… Во время работы отдохновения у него не было, и утро его исключительно принадлежало Истории... В эти часы ничто так не сердило и не огорчало его, как посещение, от которого он не мог избавиться. Но эти посещения были очень редки. В кабинете жена его часто сиживала за работой или за книгою, а дети играли, а иногда и шумели. Он, бывало, взглянет на них, улыбаясь, скажет слово и опять примется писать».
Сюда, в Остафьево, Карамзину присылали необходимые для изучения событий времён минувших книги, манускрипты, летописи из архивов иностранной коллегии, синода, Эрмитажа, Академии наук, Московского университета, Троице-Сергиевой и Александро-Невской лавр, частных собраний, из архивов и библиотек Оксфорда, Парижа, Гёттингена. «Какую сделал я находку! — с ликованием сообщал он своему другу Александру Ивановичу Тургеневу. — Волынскую летопись, полную, доведённую до 1297 года, богатую подробностями, вовсе неизвестную... Я не спал несколько ночей от радости. Список прекрасный. Слог для знатоков любопытный. Одним словом, это сокровище!» А вот строчки из другого письма: «Сколько теперь у меня новых драгоценностей!.. Я получил из Кёнигсбергского архива в копиях все письма наших галицких князей к великому Мастеру ордена в начале ХIV века, весьма важные для хронологии и в других отношениях...»
За двенадцать лет Карамзин почти не покидал полюбившуюся ему усадьбу, создав здесь первые восемь томов знаменитой «Истории государства Российского». Единственные поездки, которые он себе позволял, — по монастырским библиотекам и отдалённым церквам, где в ризницах хранились редчайшие рукописные книги. Да ещё война с Наполеоном несколько выбила историка из привычной жизненной колеи. Под угрозой захвата Остафьева французами Николай Михайлович с чадами и домочадцами отправился сначала в Ярославль, а чуть позже — в Нижний Новгород. Как потом оказалось, сделано это было не напрасно. «Я вечор узнал по печальным известиям, что французы удостаивали деревню Климову, то есть известное тебе Остафьево, своим посещением и что происходила в нём маленькая сшибка. Тихое убежище, в котором за несколько недель тому назад родились страницы бессмертной, а может быть, и никогда не известной свету «Истории» Николая Михайловича, истории славных наших предков, было свидетелем сражения с французами...» — писал П.А. Вяземский А.И. Тургеневу.
После изгнания басурманов из пределов Отечества жизнь в Остафьеве потекла по-прежнему. Но, как говорится, ничто не вечно под луной. В начале 1816 года Карамзин уезжает в Петербург хлопотать об издании первых томов своего грандиозного труда. Пребывание на берегах Невы, вопреки первоначальным намерениям, затянулось. Судьба больше так и не одарила историка возможностью вернуться под сень остафьевских берёз и лип. Но светлые воспоминания о годах, проведённых там, он хранил до последних своих дней: «Остафьево достопамятно для моего сердца; мы там наслаждались всей приятностью жизни... там текли средние, едва ли не лучшие лета моего века, посвящённые семейству, трудам и чувствам общего доброжелательства...»
...В 1911 году прямо под окнами карамзинского кабинета был воздвигнут единственный в стране памятник книге — исторической эпопее, страница за страницей создававшейся в этом, говоря пушкинскими словами, «приюте трудов и вдохновенья». Тома, отлитые в бронзе, лежат на невысокой гранитной тумбе с барельефным портретом писателя. А двадцать пять лет назад в бывшей усадьбе Вяземских был открыт литературно-мемориальный музей «Русский Парнас». Теперь, после только что завершившейся длительной реставрации, остафьевский дворец предстаёт перед гостями во всей своей красе. И, конечно, в нём нашлось место для экспозиции, посвящённой Николаю Михайловичу Карамзину и его «Истории государства Российского».
Другие статьи номера
11 ноября
— 1917 г. — Совнарком РСФСР принял декрет о введении восьмичасового рабочего дня.
— 195 лет со дня рождения Ф.М. Достоевского (1821—1881) — великого русского писателя.
Историю эту я услышал в одном из приамурских сёл
...Шёл тысяча девятьсот восемнадцатый год. У развесистого клёна каратели банды атамана Семёнова расстреливали красного партизана.
Он гордо поднял голову и с презрением посмотрел на белобандитов, обступивших его полукольцом. За спиной партизана стояло дерево. Свежий ветерок гулял в только что распустившейся его листве. О чём-то тихо шептали ветки клёна...
Как показывают последствия выборов президента США, для нынешних украинских политиков эти понятия почти равнозначны.
В НАРОДЕ говорят: оказия подворачивается, а конфуз случается. Накануне выборов президента США большинство украинских политиков, за исключением Саакашвили, уже приготовились после 8 ноября воспарить прямо под небеса на крыльях американской мечты по имени Хиллари, но она и тут оправдала своё прозвище Киллари (киллер).Из письма С.Я. Самуйлова руководителю красных следопытов
Первооткрывателями необыкновенной судьбы Семёна Яковлевича Самуйлова стали на смоленской земле в своё время красные следопыты Тумановской средней школы имени Героя Советского Союза К.И. Молоненкова, которыми уже много лет руководит талантливый педагог и подлинный энтузиаст краеведческой работы Эмилия Степановна Гайдукова. Приведём здесь фрагмент из адресованного ей письма Семёна Яковлевича.