О трагической судьбе родной деревни Агафониха мне рассказала однажды учительница Ольга Петровна Челышева. А в завершение беседы посоветовала: «Зайдите ещё в Дом Победы. В нём одиноко обитает Клавдия Петровна Крепкова, душевную историю поведает о своей избе».
ДОМ ПОБЕДЫ? Интересно! Поднимаюсь на крыльцо, стучу в запертую дверь, никто не отзывается. Вижу, у кухонного окна появилась женщина, громко кричит: «Избу не продаю!»
Тут подходит соседка-учительница: «Это корреспондент «Правды». Открывай!»
Клавдия Петровна оказалась в числе авторов коллективного письма в газету. Процитирую его: «Наша деревня маленькая, всего-то девять скромных домиков. А вот приглянулась богатеям. Как же: недалеко от Москвы, в живописном заповедном месте — на склоне у озера Круглое. Каждый день наведываются то ли бизнесмены, то ли бандюги — они на одно лицо, — житья нам не дают, ходят, требуют: «Продавайте свои курушки!» Нас не просто выживают отсюда, но и запугивают, грозят поджогом».
Как и Челышева, Крепкова показала мне лист бумаги, исписанный крупными буквами (был приклеен к двери дома): «Продавай или клюнет красный петух».
Лишь успокоившись, Клавдия Петровна начала рассказ о своём жилье — Доме Победы:
— В конце ноября 1941-го, когда трещали 30-градусные морозы, Агафониху, как и большое соседнее село Рыбаки, моё родное, заняли немцы. Выгнали жителей с детьми на улицу, а сами грелись в тепле домов. Отогрелись и пошли в наступление на Красную Поляну.
…30 ноября фашисты сначала заняли этот посёлок, а 1 декабря и деревню Катюшки, что уже в 28 километрах от Москвы. Так близко к ней фашисты не подошли больше ни на одном участке фронта. Обер-лейтенант Альберт Ней-гман, блаженствуя в тёплой русской избе, сообщал дяде в Берлин: «Утром напишу письмо уже из Москвы и опишу, как выглядит эта прелестная азиатская столица». Отправить победное послание не успел, был убит 8 декабря, когда Красная Армия начала контрнаступление и освободила Красную Поляну.
Отступая, оккупанты со злобы подожгли все 19 домов Агафонихи.
— Остался цел только совхозный коровник. Погорельцы переселились в него. Разделили простынями на 19 комнат. Получилась большая коммунальная квартира, — продолжила рассказ Клавдия Петровна.
Весной 1942-го только одна Аграфена Крепкова с малолетней дочкой на руках ушла из коровьего общежития, поселилась в собственноручно вырытой землянке рядом с пепелищем родного семейного очага. «Вот вернётся с войны мой суженый, срубит новую хоромину — заживём по-людски. А пока перемаемся в кротовой норе», — говорила солдатка людям. Вышло, увы, не так, как загадывала. Погиб муж уже в Германии, за двадцать дней до Победы. И пришлось вдове бедовать в той норе до середины 1970-х, пока директор совхоза не пожалел её и выделил комнату в общежитии, где она и дожила свой век.
В сентябре 1945-го вернулся с фронта житель Агафонихи Иван Крепков, племянник Аграфены. Дом родной сгорел, пришёл к матери и сёстрам в «коммуналку».
— А через месяц мы с ним стали мужем и женой, — рассказала Клавдия Петровна. — Мои родители предлагали жить у них, в уцелевших Рыбаках. Иван отказался: буду, мол, бедовать вместе с семьёй. Вскоре решил строить дом на пепелище родного. После свадьбы начал заливать фундамент. Родная сестра моего отца отдала приготовленный ещё до войны лес на новую избу. Проводила на войну мужа, трёх сыновей — никто не вернулся. В горе-беде люди держатся дружно, так что строили наш дом всем миром. Помогать приходили и солдаты-победители, и старики. Поставили маленький домок.
В апреле Иван вставил рамы, застеклил. К тому времени ещё не успел русскую печь сложить, вырезать наличники и прибить. Полы настелил в самом конце месяца, но не покрасил. Перешли в новый дом из коровника 1 мая. А 9-го Иван решил устроить праздник. Я предлагала подождать, мол, давай обживёмся тут. «Да нет, 9 Мая справим новоселье, это ж День Победы!» — сказал, как обрезал, он, фронтовик. Позвали на торжество и тех, кто приходил на стройку, и других обитателей «коммуналки».
Началось новоселье невесело. Вдовы, войдя в дом, голосили, оплакивая павших на войне мужей. За общим столом из сбитых досок мало-помалу настроились на иной лад. Лихой гармонист развернул мехи. Сначала лились грустные песни, потом зазвенели весёлые. Девчата первыми пустились в пляс, подзадорили женщин. До полуночи лихо отбивали дробь каблучками туфель на новых досках под заливистую тальянку. Первая послевоенная радость была одна на всех. То был праздник, и правда, со слезами на глазах.
— С тех пор избу нашу земляки стали называть Домом Победы, — заключила рассказ Клавдия Петровна. — Мало-помалу к середине 1950-х годов погорельцы построили ещё восемь домов. Из девятнадцати, что были сожжены в Агафонихе оккупантами.
Но власти не признали возродившуюся из пепла бывшую деревню. Все новостройки получили номера домов села Рыбаки. Утверждали: сгорела Агафониха от рук фашистов 8 декабря 1941 года и больше не значилась в списке деревень Дмитровского района. Хотя остановка на берегу озера называется и поныне «Агафониха».
Об угрозах богатеев я написал в газете «Правда», а диктофонную запись рассказа хозяйки Дома Победы сохранил для другого очерка. Надо было лишь подождать десять месяцев — до 9 мая следующего года. К сожалению, за это время в моём компьютере произошёл сбой, и все данные, в том числе архив фотографий, были утеряны.
Долго я собирался съездить в Агафониху, чтобы сфотографировать героя очерка. Да всё было недосуг. А тут вдруг оказия: проезжаю деревню. Вышел из машины на шоссе, поднимаюсь по склону. Издали вижу на месте Дома Победы большой кирпичный дворец. Злюсь: «Опоздал! Снесли «курушку». И лишь подойдя ближе, разглядел на фоне хором приземистый деревянный, обшитый вагонкой и выкрашенный в голубой цвет фронтовиком Иваном Крепковым в 1960-е годы маленький домок. Житель села Рыбаки сообщил, что хозяйка умерла, наследник продал землю с домом. Купил богатый человек из Прибалтики. Вот возвёл громадину.
Гастарбайтеры, вышедшие из домика, служившего им общежитием, рассказали: «Это старьё мы как раз собрались сегодня сносить. Видите, лестницу уже поставили. Начнём ломать с крыши. Хозяин давно злится: «Эта пигалица поганит вид коттеджа».
Я достал фотоаппарат. Успел-таки сделать последний снимок Дома Победы, обречённого на погибель, — памятника сожжённой, воскресшей из пепла и вновь погибшей, уже в мирное время, Агафонихе.
Дома уже нет на земле. Но память, уверен, о нём жива в сердцах тех, кто вырос на крутом берегу озера Круглое. Полагаю, рады будут увидеть Дом Победы.