«Я стал пленником Севера»

Удивительная судьба была дарована этому человеку, которому пришлось многое повидать на жизненном пути. Благо был он впечатлительным, восприимчивым ко всему новому, ранее неизведанному и так стремительно врывавшемуся в повседневную жизнь. Тяготел он и к печатному слову. Хотелось же ему описывать то, что волновало, тревожило, но и вдохновляло, укрепляло уверенность в том, что родная страна выбрала верный курс, впереди у неё светлое будущее, которое и он станет приближать. И Тихон Сёмушкин, чей 125-летний юбилей со дня рождения приходится на 26 июня, действительно жил споро, деятельно, жадно впитывая в себя созидательную энергетику тех малоизученных бескрайних просторов, первопроходцем которых и являлся.

  Сёмушкин не был сибиряком и дальневосточником в прямом смысле этого слова. О том, как начиналось его первое знакомство с Чукоткой, писатель вспоминал: «Осень 1924 года. С палубы парохода «Ставрополь» я впервые, затаив дыхание, всматриваюсь в величественные отвесные скалы мыса Дежнёва… Пароход идёт в разрежённых льдах холодного океана. С борта берег кажется унылым, однообразным. Изредка в бинокль просматриваются серые чукотские посёлки в две-три яранги.

Пятьсот миль «Ставрополь» идёт две недели. Наконец вдали показался мыс Северный… Для меня выбросили по борту верёвочный шторм-трап. Покидаю палубу… На берегу, среди чукотских яранг, стоит «европейский» домик, завезённый сюда американским концессионером. В этом домике мне предстоит прожить целый год, до следующей полярной навигации.

…Вот и началась моя новая жизнь среди чукотского народа, к чему я стремился несколько лет».

Сам же Чукотский край начинал переживать тогда небывалый доселе период своего движения к обретению экономической и национально-духовной независимости, за которую и ратовали большевики.

Чукотка до прихода Советской власти красноречиво описана писателем в лучшем и самом известном его романе «Алитет уходит в горы»: «Далёкий Чукотский край веками был оторван от Большой земли. Люди жили здесь на основе неписаных законов. С момента рождения человека и до самой смерти всевозможные суеверия были постоянными спутниками его. Но при всём этом основными чертами народа были смелость, честность, выносливость и терпеливость.

В погоне за добычей охотники часто переносили невероятные и немыслимые лишения. Нередко в борьбе за жизнь нужна была звериная выносливость. А результаты этого тяжёлого труда — меха — забирались за бесценок.

Представители российского и иностранного капитала осели на чукотских берегах в погоне за «хвостами». Наряду с русскими купцами здесь прижились датчане, норвежцы, американцы и англичане. Лёгкая нажива была целью пришельцев, поселившихся на этих берегах».

Что же привело в этот суровый край двадцатичетырёхлетнего Тихона Сёмушкина, уроженца села Старая Кутля Мокшанского уезда Пензенской губернии, родившегося в семье крестьянина-столяра? Почему не продолжил он путь отца и как подвергся завораживающему влиянию Севера?

Сказать, что причиной всему послужила его творческая натура, искавшая оригинальную форму самовыражения, будет неверным. Но и не азарт им владел. Выдвинулся в те места он не ради высокого заработка и романтических приключений, а в силу стремления к познанию, знакомству с новым, ранее не изученным. И следует признать, что само время способствовало тому, чтобы порывы эти поддерживать. Молодое Советское государство было заинтересовано в полноценном освоении дальних, труднодоступных и малоразвитых в экономическом отношении территорий.

Сёмушкин с юных лет стремился к знаниям. Но не так-то легко их было приобретать. Да и многое ли могли дать начальная земская школа родного села и уездная двухклассная церковно-учительская школа? И всё же учителем грамоты он станет. После Октябрьской революции он продолжит образование в Пензенской трудовой школе второй ступени и год поработает сельским учителем. В 1921 году Сёмушкин, не прекращая преподавательской деятельности, сумеет поступить на физико-математическое отделение педагогического факультета Второго Московского университета.

Тогда-то и случится его «заболевание Севером». Поможет добрый случай. Являясь постоянным читателем библиотеки на Девичьем поле, он познакомился с заведующей библиотекой О.Л. Скворцовой-Степановой, женщиной интеллигентной и образованной, близкой к революционным кругам. Она-то и надоумит молодого пытливого читателя обратиться к произведениям известного народовольца, исследователя Чукотки, этнографа, лингвиста и писателя В.Г. Тана-Богораза.

«Я впервые услышал и о поэтическом северном сиянии… и об аборигенах тундры, которые носятся на собаках и оленях с быстротой птицы, — вспоминал десятилетия спустя Сёмушкин. — Прочитав его (В.Г. Тана-Богораза. — Р.С.) собрание сочинений, я стал пленником Севера. Попасть в эту страну стало моей неотвязчивой мыслью. Но в то время это было не так легко осуществить. На Севере почти совсем не было школ, и, имея квалификацию учителя, я не мог применить её там». Лишь с помощью самого Владимира Германовича Тана-Богораза, написав ему личное письмо, Сёмушкину удалось в 1924 году отправиться в «дальнее странствие» и «Север основательно вошёл» в его жизнь.

В зонах Полярного круга Сёмушкин, за вычетом небольших перерывов, проживёт почти двенадцать лет. Тут он шёл по пятам своего наставника Тана-Богораза, с которым посчастливится ему разрабатывать и основы письменности чукотской народности, составляя первый букварь на чукотском языке.

Работал он и в составе экспедиции по ликвидации американской концессии «Гудсон-бай компани», был руководителем статистико-экономической и статистической экспедиций, организовывал в заливе Лаврентия культбазу Комитета Севера и первую школу-интернат, являлся уполномоченным Далькрайисполкома по Чукотскому району.

Чукотка Сёмушкина покорила. И не только её суровая и величавая природа произвела на него неизгладимое впечатление. Куда больше поразили его люди, чукчи, их патриархальный жизненный уклад, их искренность, тесно переплетённая с наивностью, порядочность, неспособность лукавить и двурушничать. Отмечал он и их смелость, решительность, бесстрашие, позволявшие им быть великолепными охотниками. Воочию видел он и то, как трудолюбив этот народ. Но не давала ему покоя и горькая истина об отсталости этих людей, не знавших грамоты, не постигших общепринятых основ человеческой культуры, отставших от жизни современного им цивилизованного мира.

Писательское наследие Сёмушкина в общем-то не велико. Но важно отметить, что исконно русский человек, рождённый за тысячи километров от Чукотки, он сможет о них талантливо, со знанием дела и простотой, доступностью и ненавязчивостью рассказать широкой читательской аудитории огромной страны, имевшей до знакомства с его книгами о тех краях смутное представление.

Не сразу стал Сёмушкин писателем, при том что некоторые литературные опыты, сводившиеся к написанию очерков, начиная с конца 20-х годов минувшего столетия, в его жизненном багаже уже имелись. Никакого мгновенного перевоплощения в эту красивую и почётную роль на самом деле не случилось, так как являлся он вполне земной и заурядной, не хватавшей звёзд с неба, хотя и не лишённой определённых талантов личностью. Да и повседневные северные будни не позволяли ему основательно браться за перо.

Как бы ни банально это воспринималось сегодня, но тогда ему не хватало ни времени, ни знаний, ни жизненного опыта. Необходимы были и своеобразный житейский толчок, грамотный совет, возможность сопоставления своих начинаний с более зрелыми литературными работами. Всё это можно было «раздобыть» исключительно на Большой земле. А на Чукотке возможно было запасаться лишь живыми наблюдениями, общением с местным населением, постижением их, как правило, бесхитростных и открытых характеров. Что, правды ради, он тогда целенаправленно и делал. И делал неплохо.

Тем не менее эта, на первый взгляд, далёкая от подлинного литературного творчества очерковая работа, а среди написанного наиболее выделялись статьи и очерки «Кустари на Чукотской земле» (1928), «Вместо чукотской юрты — стандартный домик» (1931), «Просвещение народностей Крайнего Севера», «Полярные делегаты» (1932), публиковавшиеся в узковедомственных органах печати «Кустарь и артель», «Просвещение национальностей», «Народный учитель», «Советский Север», сыграла однозначно положительную роль. В Сёмушкине окрепло стремление заниматься литературным трудом. Оно-то и вывело его в писатели. Поспособствовало этому и то, что его очерк «Опыт работы по организации школы-интерната чукотской культбазы ДВК», напечатанный в двух номерах журнала «Советский Север» за 1931 год, заметил литератор с экономическим образованием, прекрасный знаток Чукотки М.А. Сергеев.

Вскоре вместе с Сергеевым Сёмушкин был представлен членам редколлегии гремевшего в те годы журнала «Красная новь». О своих впечатлениях о Чукотке начинающий писатель больше часа рассказывал тогда таким крупнейшим советским прозаикам, как А. Фадеев, Ф. Гладков, Л. Леонов, Вс. Иванов, Л. Сейфуллина. В результате в пятом и шестом номерах «Красной нови» за тот же 1931 год появится очерк Сёмушкина «Школа на Чукотке», замеченный и читателями, и профессиональными литераторами.

Скромный успех окрылил автора. Вышеупомянутые очерки он берёт в отработку, готовя к написанию большую повесть. В декабрьских номерах журналов «Народный учитель» и «Наши достижения» появляется его очередной яркий очерк «Больница на Чукотке». На основе трёх этих имевших успех публикаций к началу 1932 года Сёмушкин завершает работу над рукописью первой книги будущей повести «Чукотка» и отдаёт её для печатания в Ленинградское отделение издательства «Молодая гвардия». Полтора года пролежит та рукопись мёртвым грузом, издательство не сочтёт возможным опубликовать предложенное ему произведение.

Однако же нет худа без добра. Той рукописью заинтересуется известный советский писатель Виктор Финк. Попавшая к нему в конце 1935 года рукопись произведёт на него должное впечатление. Он и поспособствует её выходу в свет, да не где-нибудь, а в горьковском альманахе «Год XIX», напечатавшем повесть под названием «Моя Чукотка». С рукописью тогда познакомится и сам Горький. Не без его личного участия придёт она к читателю. В 1938 году под заглавием «На Чукотке» изначальный вариант первой книги повести «Чукотка» печатается Дальгизом отдельным изданием. Публикацию обеих книг повести в 1938 и 1940 годах осуществит журнал «Октябрь». В 1939 и 1941 годах повесть «Чукотка» напечатают в двух книгах в издательстве «Советский писатель».

Повесть эту не просто заметят, дело дойдёт до её экранизации. По сценарию Сёмушкина и Ф. Кнорре в 1941 году режиссёром М. Донским ставится кинофильм «Романтики».

По жанру «Чукотку» следует отнести к документальной повести. В ней нет вымышленных персонажей и последовательно развивающегося сюжета. По сути, перед нами предстаёт хроника невыдуманных событий, точно подмеченных автором в годы его пребывания на той суровой земле. Но в то же время Сёмушкин представил читателю не бесцветное, лишённое глубинного смысла, однотонное сочинение. Повесть эта по-своему колоритна, есть в ней неповторимое своеобразие, написана она живо, без ложной патетики, простым, понятным и доступным языком.

«Чукотка» была в числе первых произведений советской литературы, рассказывающих наряду с романами П. Лукницкого «Ниссо» и Н. Задорнова «Далёкий край», повестью И. Меньшикова «Друзья из далёкого стойбища» о социалистических преобразованиях, докатившихся и до самых отсталых национальных регионов бывшей царской России.

Правдивый рассказ о создании школы-интерната для чукотских детей, выписанный в первой книге повести «На далёких берегах» с какой-то скрупулёзной точностью исследователя-этнографа при явном художественном обрамлении, по существу перерастает в повествование о пробуждении целого народа от вековой отсталости и пребывания в затхлом мирке мрачных поверий и мракобесия. На наших глазах чукчи, обречённые царским самодержавием и хищническими устремлениями американских и иных дельцов, сновавших по побережью края в поисках ценнейшей пушнины, выкупаемой у местного населения за бесценок (фактически производился несоизмеримый в ценовом отношении обмен на товары), на жалкое и бесправное существование, приобщаются к культуре, начинают жить новой трудовой жизнью, пришедшей на их исконную землю вместе с Советской властью.

Не всё проходило гладко, не сразу охотники и кочевники в те далёкие 20-е годы ХХ века понимали, какие всё же перемены стучатся к ним в дверь. Непросто эти планы и задумки было донести до них тем первым советским уполномоченным работникам, направленным на Чукотку. Ответственная миссия полпреда не была праздной. Приходилось преодолевать тысячи километров по бескрайним просторам тундры, в самых что ни на есть сложных климатических и бытовых условиях.

Куда сложнее давалось русским посланцам живое общение. При том, что чукчи любили слушать, жадно проглатывали каждое сообщение, каждую новость, доводимую до них «таньги» (белыми людьми), не сразу доходили они до их сознания. Не понимали они, к чему нацеливала их новая народная власть. Да и не появлялось у них желания кардинально менять устоявшийся в их народе образ жизни, его неписаные законы. Продолжали они следовать и за словом хитрых и пронырливых шаманов, пугавших доверчивых соплеменников гневом злых духов.

Казалось, что преграды на пути к советскому жизнеустройству непреодолимые. Только вот тем и отличалось то великое время от дня сегодняшнего, что для большевистской власти каких-либо преград на пути не существовало. Любое начинание бралось в проработку. Цели достигались любыми путями. Энтузиазм масс зашкаливал. Самоотверженные выдвиженцы, коим был и сам Сёмушкин, и выписанные им из реальной жизни герои, пришедшие на Чукотку с Большой земли, не собирались отчаиваться и идти на поводу у обстоятельств. Поставленную перед ними задачу необходимо было решать. Сказалось тут, вне всякого сомнения, и их доброе отношение к чукчам — людям открытым, бесхитростным, готовым жертвовать и живущим коллективно, сообща, едиными для всей общины интересами.

Усилия советских специалистов не проходят даром, говорит нам автор. Во второй книге повести, названной «Спустя шесть лет», мы не можем не обратить внимания на результаты совместного труда; он, как говорится, налицо. «Прошло всего несколько лет, и уже как много нового в этом когда-то глухом углу! Почему-то здесь… я особенно остро почувствовал всю силу и мощь нашего народа-созидателя», — одухотворённо восклицает лирический герой повести, поражённый существом происшедших перемен.

А они не могут не радовать: на культбазе выстроены электро- и радиостанции, полярная станция, в расширившейся больнице нет пустующих коек, в школе уже девяносто четыре ученика и одиннадцать учителей, занятия, как и повсеместно в огромной стране, начинаются с первого сентября, ставшего для чукотского народа большим всеобщим праздником. Приходят изменения и в распорядок бытия самих стойбищ: кое-где уже образовываются колхозы, начинается переселение чукчей из яранг в деревянные дома. Общий культурный запрос народа неизмеримо устремляется ввысь.

Об этих судьбоносных процессах в судьбе чукотского народа писатель ещё более убедительно расскажет и в своём главном произведении — романе «Алитет уходит в горы».

Роман этот, ставший событием в советской литературе, появился практически через десять лет после «Чукотки». Первую его книгу опубликует журнал «Октябрь» в трёх начальных номерах за 1947 год. Он заинтересует и читателя, и критиков.

Со временем же дойдёт и до того, что Сёмушкина назовут писателем одного романа. И в общем-то это будет правдиво. Действительно, ничего более значимого, нежели «Алитет уходит в горы», писатель создать уже не сможет. Ни повесть «Сын Арктики», более известная по названию в окончательной редакции — «Приключение Айвама»; ни книга рассказов, статей и воспоминаний «Угрюм-Север», о пребывании на Чукотке и Таймыре, в Якутии и в Арктике, на дрейфующей станции «Северный полюс»; ни цикл очерков «Норильские встречи»; ни знаменитый очерк о якутских просторах «Алмазный край», появившийся на рубеже 1950—1960-х годов; ни очерк «От Уэлена до Ленинграда» (1968), рассказывающий об одарённом чукотском мальчике, проделавшем путь от яранги до Ленинградского университета и ставшем первым чукотским писателем, известным под именем Юрий Рытхэу, не смогут соревноваться с прославленным романом. «Алитет уходит в горы» навсегда останется лучшим произведением Сёмушкина, благодаря которому он фактически и стал по-настоящему знаменитым и признанным писателем.

Роман «Алитет уходит в горы», отмеченный в 1949 году Сталинской премией второй степени, не растворился в анналах отечественной литературы. Ему суждено было пройти проверку временем. И даже сейчас, в наши дни, когда к советской литературе обращаются всё реже и реже, когда на неё огульно пытаются списать всё что угодно, начиная от чрезмерной идейности, партийности и приверженности советскому социалистическому строю с его ценностными ориентирами и заканчивая чисто художественными недостатками в текстах, безусловно встречавшихся, роман «Алитет уходит в горы» не забыт окончательно. Произведение это стоящее, интересно выписанное, в должной мере открывающее перед нами жизнь чукотского народа столетней давности, интригующее сюжетными ходами, захватывающее и заставляющее сопереживать.

Чем же примечателен большой роман, написанный более чем семьдесят лет назад и повествующий о сравнительно небольшом отрезке времени — двух-трёх годах, начиная с 1923 года? Романтикой Севера, пристальным взглядом на его красоты, животрепещущим описанием природы? Нет. Сёмушкин не был столь сентиментален и роман писал он о людях, их характерах и конфликтах, возникавших в процессе общения. Но каковы эти конфликты? Что послужило их возникновению? Какова среда, их породившая?

Эти вопросы для писателя были определяющими. Показать срез чукотской действительности, о которой он знал, что называется, из первоисточников и не понаслышке, считал он самым важным. О быте и взаимоотношениях чукчей как между собой, так и с белыми «инородцами» писал Сёмушкин. И то, что сюжет романа лихо закручен, что в нём немало приключенческих эпизодов, не говорит о том, что произведение носило несерьёзный характер. Не было оно и поверхностным, основанным исключительно на писательской фантазии.

Достоверность описываемых в этом художественном полотне событий не вызывает сомнений. Да, среди чукотских кочевников и охотников были свои авторитеты, торговые заправилы — все те, кто мог влиять на народное большинство. Таких, как Алитет, какого мы встречаем на страницах романа, наживавшихся на соплеменниках, было в реальной жизни не так и много, но влияние их оставалось до установления на Чукотке Советской власти значительным. Они паразитировали, их обуревала страсть наживы, их тянуло к американским дельцам и авантюристам, они хотели быть на них похожими. Оттого-то и возьмёт себе Алитет на некоторое время имя погибшего американского приятеля Чарли Томсона, прозванного чукчами «Чарли Красный Нос», сумевшего за счёт чукчей более двадцати лет наживать на их земле свои грязные капиталы.

Любопытно отметить и то, что у Томсона был реальный прообраз. Долгие годы на Чукотке жил американец Карнендель, бывший в представлении некоторых лично знавших его людей вполне добропорядочным человеком. Сёмушкину же удалось распознать его сущность. В романе он показан таким, каким и был на самом деле — не добрым и отзывчивым пастырем, а типичным хищником, готовым терпеть определённые неудобства во имя затмившей ему глаза наживы.

Но век томсонов-карненделей и алитетов неумолимо шёл к своему концу. Уходить с авансцены они, конечно, не хотели. Всеми силами цеплялись они за старое, призывая на подмогу шаманов, умевших своими заклинаниями и ударами в бубен посеять среди людей чувство страха. «Злые духи» без промедления делали своё дело. Люди, а «здесь, на этих берегах, жил народ удивительной честности», не решались перечить духам и «дружившим» с ними шаманам, не вступали они в пререкания и с такими кулаками, как Алитет. Своё недовольство несправедливыми порядками, закрепившимися в общинах, они привыкли держать в себе. Так могло бы продолжаться вечно, не приди в Чукотский край Советская власть.

Убедительно и правдоподобно, глубоко проникая во внутренний мир героев, постигая психологию их намерений и совершаемых поступков, прозаик рисует и картину закономерного ухода Алитета с прибрежного стойбища. Советская власть встаёт непреодолимой преградой на пути его неуёмного обогащения. Фактически приходит конец и его торговым махинациям. Охотникам нет больше нужды отдавать ему пушнину в обмен на товары, которыми снабжали его американцы.

Процесс сдачи пушнины становится упорядоченным. Охотники начинают в фактории получать за неё «бумажки-рубли», на которые свободно приобретаются любые товары. Посредники вроде Алитета становятся не нужны в этой цепочке взаимоотношений с охотниками, налаживаемой уполномоченными специалистами во главе с опытным и зрелым большевиком, решительным Никитой Сергеевичем Лосем, всецело отдающимся работе, постигающим чукотский язык, нравы и обычаи этого народа.

Финал Алитета предсказуем, при том что Сёмушкин не спешил с его конкретным обозначением. Некоторую неопределённость в том, чем закончится рассказ об этом бессердечном кулаке, он сохранял и на самых последних страницах романа. Не стал писатель заканчивать историю и банально — никто никого не убивает. Не становится вдруг в одночасье Алитет и другим, осознавшим всё то зло, которое он делал людям, враз переменившимся человеком. Он остаётся самим собой, но планы его рушатся, земля, на которой он бесчинствовал и властвовал, уходит из-под его ног. Наконец-таки покидает его и одна из трёх жён — Тыгрена, Лось организует проведение над ним общественного суда, куда съезжается много народу. Показателен непростой разговор, состоявшийся на суде. С обвинением в адрес Алитета выступает и Тыгрена:

«— Мой отец Каменват был бедный человек. Он был бедным потому, что старым стал. Он брал у Алитета товары, давно брал, а заплатить шкурками не мог. Он перестал ходить на охоту. Поэтому Каменват боялся Алитета. Сердце Каменвата думало, как моё, а язык говорил угодное Алитету. И тогда Алитет меня забрал, насильно забрал. Стала я жить у него. Приехал его дружок Эчавто — совсем дрянной старик. И ночью Алитет отдал меня ему. Я убежала в ту же ночь к отцу Каменвату. Опять забрал Алитет. Стало хуже. Огонь жёг моё сердце. Опять сбежала, и опять забрал Алитет. В яранге прибавилась ещё жена — сестра первой. Они были дружны, как пальцы одной руки. И я всё время уходила на охоту. Я мёрзла, сидя во льдах, а домой не хотелось идти. Я много натаскала тюленей. Алитет врёт, что он кормил меня. Я сама кормилась, да ещё собакам его добывала корм. Четыре упряжки собак у него было. Им много нужно было корма. Люди сами знают, сколько я добывала зверя».

После такого откровенного признания, показывающего, какое бесправное положение было у женщин, считавшихся такими, как Алитет, не иначе как товаром, происходит следующий, всё расставляющий на свои места диалог:

«— Тыгрена, скажи суду: желаешь ты возвратиться к Алитету? — спросил Лось. — Нет! Я не хочу! — закричала Тыгрена. — Если и ты хочешь отправить меня к Алитету, я лучше разобьюсь, прыгну со скалы.

— Начальник, — обратился Алитет, — она женщина. Её не надо спрашивать. Разве хозяин спрашивает собаку, куда он хочет ехать? Язык её стал сильно болтлив. Ха-ха! Она забыла, что за неё дана плата? Не даром взял я её. Четыре собаки отдал, и какой большой долг я простил Каменвату — её отцу!»

Вот так, за четыре собаки и списание почти мифического долга, образовавшегося от безысходности, гнавшей нуждавшихся людей в загребущие лапы хищника Алитета, ставшего образом собирательным, восстановленным в памяти писателя по первым его годам пребывания на той земле, покупалась ещё в начале 20-х годов прошлого века человеческая жизнь на Чукотке. Жутко, тем более если попытаться представить такую картину с позиций дня сегодняшнего. И Сёмушкин, придерживаясь оклеветанного и преданного в наши дни остракизму метода социалистического реализма, здесь красок не сгустил.

Закончилось время Алитета, он уже не всесильный «хозяин тундры». Единственный для него, человека, потерявшего веру в собственные силы, выход — уйти в горы. Всё прошлое для него зачёркнуто, даже бегство сына Гой-Гоя к русскому учителю оставляет его равнодушным. Трое суток пропадает он, объявивший себя шаманом, в камнях у моря, а затем, с помощью двух оставшихся у него жён, разрушает и поджигает свой склад, дабы не оставлять его русским.

Алитеты окончательно уходят в прошлое, говорит нам Сёмушкин. Начинается новая жизнь. Строится культбаза, начинают работу школы, больница, создаются первые артели, в край доставляется большое количество товаров, вельботы, другие необходимые приспособления и материалы. «Нравится мне такая Россия! Целый корабль гонит во льды, чтобы доставить маленькую школу. Это же великий и невиданный гуманизм!» — восторженно восклицает капитан парохода «Совет», эту самую школу и доставивший. Чукчи тянутся к русским посланцам, они замечают доброе отношение к себе, ими овладевают здоровый интерес и желание жить лучше, по справедливости, своим трудом, получая от него моральное и материальное удовлетворение.

Новому дню чукотского народа и посвятил писатель свой замечательный, читающийся легко и увлекательно роман.

Сёмушкин был писателем исконно советским. Он верил Советской власти, верил в коммунистические идеалы, вступив в 1952 году, в достаточно зрелом возрасте, в Компартию. Не сомневался Сёмушкин и в правоте советского строя. Одобрял он и ленинскую национальную политику. На его глазах она приносила зримые плоды. Совсем ещё недавно отсталые народы, жившие патриархальными устоями, начинали свой непростой путь к благам цивилизации, к новым формам хозяйствования, к знаниям, к культуре, в самом широком её понимании.

Вся жизнь писателя, являвшегося членом Союза советских писателей и в течение ряда лет членом редколлегий журналов «Знамя» и «Огонёк», была связана с Крайним Севером, бывшим его особой стезёй, любовью, постоянным объектом для раздумий и переживаний. Живя долгие годы в Москве, бывая иногда в других регионах страны, не забывая и малую родину — Пензенскую область, всё его естество рвалось на Север. Он звал писателя к себе постоянно. И Сёмушкин, в меру сил и возможностей, выезжал, изучал новшества, вникал в их суть, встречался с северянами, искренне радовался их успехам, писал рассказы и очерки.

Обратите же свой взор к Тихону Сёмушкину. Пускай его творчество приведёт вас на Крайний Север, на Чукотку, в суровый край, ставший в советское время полноправным и достаточно развитым регионом большой многонациональной страны.