«Это я — русский болгарин»

ШЁЛ тысяча девятьсот тридцать второй год. Майским вечером пароход «Коминтерн» отвалил от хабаровского причала и, развернувшись, двинулся вниз по течению реки. На палубе кто-то запел:

Этих дней не смолкнет слава,

Не померкнет никогда...

В знакомую и всеми любимую песню начала двадцатых годов ворвались вдруг новые слова:

Комсомольские отряды

Едут строить города.

Пели все. Пел и Коста Стоянов — врач, ехавший на дальнюю стройку из Москвы.

Название парохода невольно будило в нём воспоминания. Откуда-то издалека выплыл двадцать третий год, Сентябрьское восстание, охватившее тогда всю Болгарию. Страна и люди её жили предчувствием больших перемен. Но им не суждено было осуществиться. Восстание жестоко подавили. Началось преследование коммунистов, возглавивших борьбу народа.

В тот страшный год мать Косты — коммунист Йордана Стоянова вместе с девятнадцатилетним сыном, участником молодёжного движения Болгарии, вынуждена была эмигрировать в Советский Союз. Здесь Коста получил высшее образование, стал врачом.

И вот сейчас он плывёт на судне, название которого так близко и так дорого его матери, сотруднице международной коммунистической организации — Коминтерн. Плывёт, чтобы завтра включиться в строительство нового города в самом сердце дальневосточной тайги.

Припомнились годы учёбы. В Первом Московском медицинском институте он близко познакомился с профессором-хирургом — участником Гражданской войны. Когда слово «врач» появилось в дипломах выпускников, он, их наставник, вечерком заглянул к ребятам «на огонёк».

— Поздравляю, коллеги, — пожимая каждому руки, произнёс профессор. — И запомните то, что скажу. Не бойтесь трудностей. Напротив, идите туда, где труднее. Помните, что от преодоления трудностей на сердце легчает...

Стоянов попросился куда-нибудь в глубинку. Но серьёзно заболела мать. Оставить её было не на кого, и пришлось работать в Москве. В труде и заботах летело время. И тут на всю страну, которая для Косты Стоянова стала второй родиной, заговорили о строительстве «на краю земли» нового города. Коста понимал, что там нужны будут и врачи: попросился на стройку...

А песни то разгорались, то угасали. За кормой пенилась вода. Солнце медленно уходило за горизонт.

* * *

Коста первым сошёл на песчаный берег Амура. Ещё в пути он познакомился со своими коллегами — врачом из Новосибирска Ефимом Черновым и медицинской сестрой Милей Ленцовой из Ростова. Договорились сразу же, по прибытии на место, осмотреть всех и, не теряя времени, приспособить один из домов небольшого селения Пермское, вошедшее в зону строительства, под медицинский пункт.

Но действительность внесла свои поправки. Все дома, а их можно было пересчитать по пальцам рук, были заняты строителями, и нужно было искать выход из положения.

— Что ж, разобьём палатку, — сказал Чернов. Он по возрасту был старшим.

В этой палатке при свете керосиновой лампы хирург Стоянов сделал первую в истории будущего Города юности — Комсомольска-на-Амуре — операцию. Прошла она успешно. А вскоре этого чернявого высокого человека с маленькой бородкой и усиками знали уже все первостроители комсомольско-молодёжного отряда. Утром он натягивал болотные сапоги, перекидывал через плечо санитарную сумку и шёл на свой «второй» участок. То были первые просеки — будущие улицы на таёжном, местами болотистом берегу реки.

Хирург обходил всех, интересовался здоровьем каждого, а когда требовалось, тут же оказывал медицинскую помощь. Нередко доктор брал в руки пилу или заступ.

— Ваше ли это дело, Константин Дмитриевич, — увещевали его строители.

— Моё, моё, другари, — отвечал он с заметным балканским акцентом. — Вернее, наше... общее...

По воскресеньям устраивались «субботники». Все — от начальника строительства до уборщицы — брали лопаты и шли грузить гравий. Шёл и доктор Стоянов. Когда же его вновь просили поберечь свои руки для другого дела, он неизменно улыбался и, растягивая слова, говорил:

— Спасибо, милый человек. Только как я тебе потом в глаза глядеть буду?

* * *

Приближалась осень. Зарядили нудные затяжные дожди, и сразу же появились больные, страдающие от фурункулёза. А тут ещё заявила о себе цинга. Не хватало овощей. Кончалась зелень.

Объём работ увеличился, и на строительную площадку прибывали всё новые и новые отряды. Размещались они в шалашах и землянках. С их приездом и без того скудные запасы картофеля и свежей капусты начали таять. Их приходилось делить на всё увеличивающуюся армию строителей.

Никогда не унывающий Стоянов (он к этому времени стал главным врачом стройки) ходил озабоченным.

— Миля, — обратился он как-то к медицинской сестре, — собирай людей. Завтра рано утром пойдём в тайгу.

— Зачем же, Константин Дмитриевич?

— Будем заготавливать хвою. Знаешь, я тут недавно вычитал: из хвои можно делать замечательный экстракт. А у нас цинга. Людей надо спасать.

В пять утра небольшой отряд врачей и медицинских сестёр был на ногах. Уговорили пойти с ними в тайгу лесоруба. За плечами у каждого висели пустые рюкзаки. Шли недолго — тайга была рядом. В хвойном лесу выбрали высоченную сосну. Лесоруб помог её спилить. В раскрытые рюкзаки посыпались иголочки хвои…

К завтраку был приготовлен настой на хвое. Горький, поначалу он вызывал неприятие у строителей. Многие из них отказывались пить. И тогда Стоянов пошёл к парторгу стройки.

— Перед едой обязательно стакан хвойного настоя! — горячо убеждал врач партийного руководителя. — Только так мы предохраним прибывающих сюда строителей от цинги. Только так мы можем лечить уже заболевших. Другого выхода у нас нет.

— Что требуется от меня? — обратился парторг к врачу.

— Помочь убедить каждого пить этот горький настой…

В тот же день был собран партийный актив. Доктор Стоянов выступил с сообщением о пользе хвойного экстракта. И утром следующего дня все активисты вели беседы со строителями, убеждая их пить настой…

Только поздней осенью буксир с баржой, на которой возвышались картофельные горки, пристал к берегу будущего города. Строители ликовали. Многие благодарили доктора.

* * *

Всё, о чём ведётся рассказ в этих моих заметках, поведала мне врач Эмилия Кондратьевна Ленцова (в период строительства — медицинская сестра Миля), работавшая в те далёкие шестидесятые годы прошлого столетия, когда я с ней встретился в одной из городских поликлиник Комсомольска-на-Амуре.

— Всякое случалось в годы строительства нашего дивного города, — вспоминала она. — У Константина Дмитриевича была присказка: «Не бойтесь трудностей — преодоление их принесёт вам радость...» И сам врач своим личным примером доказывал правоту этих слов. Мне припоминается такой случай. Наш доктор как-то в очередной раз пошёл к лесорубам, которые работали в трёх верстах от медицинского пункта. Там увидел парнишку. Он буквально корчился и стонал от боли. Ему, определил Стоянов, нужна была срочная операция. Быстро запрягли лошадь, положили на телегу паренька и поехали. Но по дороге сломалось колесо. До операционного стола — около версты. И тогда наш доктор на своих руках дотащил мальчишку до больницы. Успел. Могло быть очень плохо…

Потом Эмилия Кондратьевна уехала в Крым подлечиться. Когда вернулась, не застала доктора Стоянова, с которым все эти годы работала, что называется, плечо к плечу.

Как выяснилось, Косту Стоянова, сделавшего всё возможное, чтобы спасти строителей города на Амуре от цинги, кто-то в подлом доносе оклеветал, и он был арестован. Лишь через несколько лет после случившегося Эмилия Кондратьевна получила на всех медиков Комсомольска письмо, начинавшееся словами: «Это я — русский болгарин». Стоянов передавал всем сердечные приветы и высказывал в письме добрые пожелания первостроителям, с которыми довелось жить и работать.

* * *

Во второй половине шестидесятых годов журналистские дела забросили меня в Болгарию. Припомнились слова всё той же Эмилии Кондратьевны Ленцовой. Она как-то неуверенно произнесла, что в Комсомольске ходили слухи, будто Стоянов после войны вернулся в Болгарию.

И вот я в Болгарии.

Звоню на квартиру Стоянова — и словно гром среди ясного неба:

— Отец недавно умер.

Мы встретились со сравнительно ещё молодой женщиной. У меня были красочные открытки Комсомольска-на-Амуре. Выразив ещё раз соболезнование, я молча протянул ей эти открытки.

— О, папа много мне рассказывал об этом удивительном городе, о своей молодости, о замечательных людях Дальнего Востока. Я буду счастлива, если вы оставите эти фотографии мне. У нас в квартире есть уголок отца.

В беседе с дочерью Стоянова я узнал о дальнейшей судьбе русского болгарина. После войны он вместе с матерью, украинкой женой и маленьким сыном действительно вернулся на родину.

Педагогическая деятельность... Практика... Научная работа... Коста Стоянов защищает докторскую диссертацию. Становится главным хирургом Народной Армии Болгарии. Этого высокого поседевшего человека в форме генерала медицинской службы знали многие его соотечественники.

В Софии одна из улиц названа в честь Косты Стоянова. Перед зданием Военно-медицинского института установлен бюст. На мемориальной доске выбито: «Генерал, профессор, доктор Коста Ангелов Стоянов. Основатель хирургии сердца в Болгарии. Первый болгарин — доброволец, врач и строитель города Комсомольска-на-Амуре в 1932 году».

О русском болгарине помнят и на берегах Амура, хотя прошло уже много лет. Воистину время бережно хранит память о добрых делах добрых людей...