Тарантино подлечил Голливуд

«Однажды в… Голливуде» — девятый по счёту фильм знаменитого и непредсказуемого Квентина Тарантино стал самой громкой премьерой года в российском кинопрокате. Впечатляет уже его бюджет — сто миллионов долларов, из которых лишь около половины «отбиты» в США, в России сборы составили пока чуть больше 15 миллионов в долларовом исчислении — негусто, несмотря на бурную рекламу, включая участие в премьерной процедуре самого маэстро, лично пожаловавшего в нашу страну, чтобы перерезать стартовую ленточку. Похоже, население России давно покончило с былой киноманией, когда появление новых лент титулованных звёзд западного кинематографа выстраивало длиннющие очереди фанатов у касс кинотеатров.

В ДАННОМ СЛУЧАЕ впечатляет не только имя виртуоза кинорежиссуры, пользующегося при этом репутацией экранного скандалиста и любителя жестокостей на грани фола, но и суперзвёздный актёрский состав: Леонардо Ди Каприо, Брэд Питт, Марго Робби, Эмиль Хирш и даже легендарный Аль Пачино, отметившийся на этот раз в скромной эпизодической роли. Сняться у Тарантино — честь для любого, даже самого титулованного артиста.

А кинофанаты у нас всё-таки не перевелись. В этом мне пришлось убедиться во время киносеанса в одном из фешенебельных столичных кинотеатров, зал которого, увы, был заполнен едва ли на четверть. Но надо было видеть сияющие слезами счастья глаза сидящей неподалёку девушки, не отрывавшиеся от разворачивавшейся на огромном экране сладкой голливудской жизни, в то время как она страстно убеждала в чём-то сопровождавшего её и явно скучавшего долговязого увальня. Не иначе как пыталась растормошить его сутью происходящего на экране: стареющие актёр ковбойских фильмов Рик Далтон (Ди Каприо) и его дружок и дублёр каскадёр Клифф Бут (Питт) пытаются отстоять свои права на былую славу вопреки теснящим их новым баловням экрана. Впрочем, эта история изложена в фильме как бы с усмешкой. А вот время действия, как нередко у Тарантино, чётко датировано: 1969 год — закат «золотого века» Голливуда. Знатокам есть о чём вздохнуть и улыбнуться, любуясь потёртыми декорациями «Дикого Запада», в которых крутые задиристые ковбои оглушительную стрельбу друг в друга запивают увесистыми кружками виски.

Предваряя недавний просмотр «Однажды…» в Каннах, где четверть века назад Тарантино огорчил нашего Никиту Михалкова, перехватив «Пальму» у его «Утомлённых солнцем» своим дебютным на этом смотре «Криминальным чтивом», режиссёр обратился к прессе с просьбой не раскрывать подробности и подоплёку сюжета, а к зрителям — с советом перед просмотром не читать рецензий. Просьба довольно странная, ведь совершенно очевидно и без напоминаний в прессе, что характерный для Тарантино кровавый финал с подогретыми наркотиками хиппарями-убийцами, нагрянувшими на виллу Рика с целью отомстить за все свои социальные обиды этим процветающим воспевателям киношных насилий ответным реальным насилием, является зеркальным отображением потрясшей Америку трагедии, разыгравшейся в Лос-Анджелесе именно в 1969 году, когда члены «семьи» Чарльза Мэнсона, задавшегося целью покончить с мировой несправедливостью, устроив рукотворный апокалипсис, начали с того, что зверски убили кинозвезду Шарон Тейт — жену знаменитого автора кинострашилок Романа Полански и трёх её гостей. Это событие потрясло всю Америку. Чарльз Мэнсон, претендовавший на роль чуть ли не религиозного гуру и являвшийся таковым для своих подельников, стал тогда для благонамеренных американцев воплощением зла. Даже находясь в тюрьме, где скончался в 2017 году, он держал в страхе кумиров Голливуда и обитателей Лос-Анджелеса. Страшатся они и сейчас, ведь у Мэнсона немало поклонников, требующих, в частности, освободить тех, кто был осуждён за соучастие в давней трагедии, и намекающих на возможность её повторения. Кстати, композиция увлекавшегося музицированием Чарльза Мэнсона «Cease To Exist» (покончить с бытием) не случайно звучит в фильме Тарантино.

В нём мастерски и со вкусом обыграно своеобразие Лос-Анджелеса, этого расползшегося вдоль берега Тихого океана города, являющего собой оригинальный гибрид чего-то вроде садоводческого товарищества с уютными коттеджами с бассейнами и садиками и вполне столичного урбанизма. Однако есть обстоятельство, мешающее назвать этот уголок благословенным. Повсюду: на пляжах, на стадионах, в скверах и просто на улицах и площадях то в убогих палаточках, то под открытым небом (благо климат позволяет) располагаются то стайками, то поодиночке люди, которых в России называют бомжами, — оборванцы в грязных лохмотьях, обкуренные и пьяные, нищие и голодные. Показывая их, Тарантино вешает на стенку чеховское ружьё, которое громыхнёт в финале. Это особый, отдельный от глянцевого Лос-Анджелеса мир социального ада, непостижимый и глубоко враждебный для обитателей как аккуратных коттеджей, так и фешенебельных особняков. Представители именно такого дна и составили в своё время ядро «семьи» Мэнсона.

Тарантино словно бы хочет избавить столь любезный ему Голливуд и уютненький Лос-Анджелес от сдавливающего горло ужаса перед памятной дикой расправой. У психологов есть такой приём: заставить пациента пережить то, что произошло в прошлом, но уже с другим финалом. Нечто подобное проделывает и режиссёр. Как в зеркале правая сторона оказывается левой и наоборот, так и в фильме герои-супермены предстают таковыми уже не в экранных образах, а в жизни: при помощи тренированных кулаков Клиффа, его натасканного на людей свирепого питбуля по кличке Бренди и настоящего огнемёта, сохранившегося в кладовой Рика со времён съёмок, когда его научили пользоваться этим смертоносным оружием, друзья дают потрёпанным наркотиками юнцам жесточайший отпор, крови на экране тут проливается не меньше, чем в «Криминальном чтиве», да плюс ещё головешки обгоревших трупов. Поможет ли Голливуду изготовленное кинорежиссёром лекарство, подлечит ли его Квентин? Вряд ли. Ведь очередная «семья» отверженных если сформируется, то скорей и прежде всего на реальных улицах города, сегодня спокойно соседствующего и с «фабрикой грёз», и с вонючими притонами отбросов буржуазного общества. «Лекарство» же Тарантино в конечном счёте — всего лишь кино.

И наконец, о загадочном многоточии в названии фильма. Не намекает ли оно на то, что болезнь, средство от которой так талантливо выписывает режиссёр, грозит поразить и уже поражает не только «город ангелов» с его блистательным Голливудом, но и всю такую благополучную с виду Америку? Да и только ли её?