«Агония загнанного в яму волка»
В «Правде» от 30 апреля 1945 года: советский писатель полемизирует с Папой Римским, Муссолини казнён, а военкоры передают новости прямо с берлинских улиц.
Автор: Михаил Костриков, заместитель главного редактора газеты «Правда».
30 апреля 1945 года, понедельник, № 103 (9874).
Последний апрельский номер «Правды» открывается благодарностью Верховного Главнокомандующего, Маршала Советского Союза И.В. Сталина войскам 2-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского за овладение городами Анклам, Фридланд, Нойбранденбург и Лихен. Также на первой полосе публикуется воззвание в преддверии праздника 1 Мая, который назван как «день смотра боевых сил трудящихся, борющихся против фашизма».
«Утро победы» - так озаглавлена реплика Л.М. Леонова, опубликованная на 2-й полосе. Советский писатель полемизирует с Папой Римским Пием XII, который призвал проявить милосердие к Германии. Напоминая о зверствах гитлеровцев в отношении советских граждан, Леонов иронически обращается к главе католической церкви «с простодушной просьбой рассказать вслух, на виду у всего христианского мира, как он вступался за наших братьев и сестёр...» И, прекрасно понимая, что ответа не будет, Леонид Максимович спокойно призывает: «Не бойтесь за Германию. Мы могли бы считать, что после содеянного ею на Востоке — нам позволено всё, но мы пришли туда не за тем, чтобы убивать женщин и детей, а чтобы уничтожить воинствующую хамскую мечту о порабощении народов чужого языка и расы». В конце своей реплики Леонов заключает: «Мы победили потому, что добра мы хотели ещё сильнее, чем враги наши хотели зла».
Из номера читатели также могли узнать новости. Вслед за Москвой и в Ленинграде отменено обязательное затемнение, применявшееся из-за опасности авианалётов. Теперь ленинградские улицы и дома освещаются нормально. Столица Карело-Финской ССР Петрозаводск впервые за время войны готовится торжественно встретить праздник 1 Мая. А в это же время из Горького в столицу Молдавской ССР Кишинёв прибыл поезд с оборудованием и добровольцами для помощи в восстановлении города.
Среди международных новостей можно найти сводку о положении на Западном фронте, подробный отчёт о Конференции Объединённых наций в Сан-Франциско, а также сообщение о том, что английская парламентская комиссия посетила концлагерь Бухенвальд и вскрыла многочисленные зверства, совершавшиеся в нём. А главная мировая новость — сообщение миланского радио о казни 28 апреля лидера фашистской Италии Бенито Муссолини и генерального секретаря Республиканской фашистской партии Алессандро Паволини.
И, конечно же, публикуются новые сообщения от корреспондентов-правдистов, непосредственно находящихся в войсках 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов. Предлагаем ознакомиться с репортажем, который был передан с улиц штурмуемой германской столицы:
В районах Берлина
(От военных корреспондентов «Правды»)
В Берлине наши войска захватили кинокопировальную фабрику. Мы были на ней. В ваннах с проявителем ещё мокла пленка, на контрольном столе лежал ролик последней ленты. Это был последний выпуск кинохроники «Новости недели». Но самой главной «новости» этой исторической недели в нём не было: советские войска ворвались в Берлин и положили конец гитлеровской мрачной хронике.
Берлин окружён. Взят за глотку. Шаг за шагом, от дома к дому пробиваются к центру города наши бойцы. За Шпрее. К рейхстагу. К Тиргартену. С боем берутся дома, вокзалы, фабрики. Как водные рубежи, форсируются многочисленные городские каналы. Ожесточённый бой идёт на улицах и в переулках, в воздухе, на земле и под землёй — в берлинском метро.
Берлин основательно разрушен. Гигантские воронки на каждом шагу. Обугленный камень, развороченный бетон, сплющенная арматура, битое стекло. И над всем этим — облака кирпичной пыли и дыма.
В кварталах, охваченных боем, жителей, естественно, не видно. Только кое-где из окон уже высунулся робкий белый флаг. Из окон — белый флаг, а с чердаков — беглый огонь. По противоречия здесь часто нет. Ещё сопротивляются немецкие дивизии. Бессмысленно, упорно, ожесточённо. Это агония загнанного в яму волка. Но мысль о бесполезности борьбы уже проникает в сознание многих немцев.
Мы хотим видеть жителей Берлина. Где они? Кто вывешивал белые флаги?
В подворотне большого дома стоят женщины. Пожилые немки, они испуганно смотрят на нас.
— Что вы здесь делаете?
— Дышим, — отвечают они, — дышим воздухом.
Есть два Берлина, мы это увидели теперь своими глазами. Один — нанесённый на карту, вот этот, в котором мы дерёмся сейчас, разбитый американскими бомбами и русскими снарядами, другой — подземный, пещерный Берлин, в котором многие месяцы жили, спасаясь от бомбардировок, обыватели столицы. Мы побывали и в этом Берлине.
Подвалы. Бункера. Подземелья. Пещеры. Темно. Сыро. Душно. Тесно. Как сельди в бочке, — люди, они сидят, скорчившись, поджав ноги, прикорнув на табуретке, прижавшись плечами друг к другу. Пожилые бюргеры и бюргерши, молодые женщины, дети, грудные младенцы и престарелые бабушки, которые всё ещё хотят жить.
— Это нам дал Гитлер, — усмехнувшись, сказал Вилли Вестфаль, ресторатор, — он обещал нам весь мир, а дал эту пещеру…
В этих подземельях и жил обыватель Берлина в долгие часы частых бомбардировок. Постепенно с верхних этажей перекочёвывали сюда подушки, матрацы, детские кроватки, примусы, сковородки, кастрюли. Постели с пуховиками сменились узкими нарами, паркетные полы — сырым цементом, люстры — коптилкой. Так сложился пещерный быт берлинского немца.
Несколько месяцев назад томми разбомбили в этом районе водокачку и электростанцию. Исчез свет, нет газа, нет воды, нет отопления.
Мы — не жестокие люди, но сознаёмся: мы смотрели на этот пещерный быт без жалости и сочувствия. Мы вспоминали Ленинград в блокаде и Сталинград.
Это они, а не мы хотели войны, и они её получили. Теперь они начинают понимать, что такое война. Война пришла на их землю. Война разворотила их быт, их квартиры, обжитые отцами и дедами, первыми поколениями приобретателей и стяжателей. Этот культ двухспальной постели, дешёвых картинок в вишнёвых рамочках, гобеленов, люстр. Этот культ кухни, где на белых фарфоровых банках аккуратно написано: «соль», «перец», «кофе». Эти пригородные дачи с бетонными дорожками, с яблонями в цвету, с ваннами в саду, с птичниками и крольчатниками.
Ограбив всю Европу, они жили хорошо. Они были довольны, пока война обогащала их. Они жили в чаду и дурмане побед. Они называли себя нацией солдат. В каждой квартире на почётном месте вы увидите две больших фотографии. На одной — глава фамилии с будущей женой в подвенечном платье, на другой — глава фамилии в солдатском мундире — кайзеровском, рейхсверовском или эсэсовском. В золочёных рамках висят снимки парадов, смотров, учений. В них обязательно присутствует глава фамилии.
Они разожгли войну. Теперь война жжёт их — их землю, их города, их дачи и квартиры. И теперь они не хотят войны. Они вывесили детские пелёнки, белые простыни и скатерти: сдаёмся!
Обыкновенный берлинец — обыватель, лавочник, рабочий — действительно больше не хочет войны. Война проиграна, гитлеровская армия разгромлена, русские — в Берлине.
На переднем крае к нашей мощной звукоустановке подбегает взволнованная немка. Она слышит, как советский майор по радио обращается к немецким солдатам с требованием прекратить бессмысленное сопротивление. Она кричит:
— Позвольте мне сказать. Я хочу говорить с ними.
Ей разрешают, и она горячо, взволнованно кричит в микрофон:
— Солдаты! Если меня слышит мой муж или мой брат, пусть он сейчас же прекратит войну. Это неправда, что русские убивают мирных жителей. Я немка, и это я вам говорю.
Мы говорили с ней и ещё с десятками других берлинцев. Чего они хотят? Жить. Жить. Просто жить. Пусть будет скорее конец ужаса, порядок, покой.
Советские снаряды и англо-американские бомбы хорошо озонировали воздух. Пусть медленно, но уже начинает рассеиваться гитлеровский дурман. Горечь разочарования, позор поражения, ненависть к зло обманувшему их Гитлеру и страх за свою жизнь и за своё будущее — вот что испытывает сейчас средний немец.
— Обман! Обман! Много лет обман, — горько говорит старик Эмиль Мюллер — шофёр берлинского омнибуса.
Теперь они клянут Гитлера. Клянут громко, яростно, на все лады. Их не смущает близость переднего края. Борьба за Берлин ещё не кончена, немецкие солдаты ещё ожесточённо дерутся, переходят в контратаки, иногда отвоёвывают отдельные дома, но и Эмиль Мюллер, и тысячи других уже знают, что всё равно — капут, конец гитлеризму. Они открыто клянут Гитлера и охотно называют нам свои имена.
Было бы неверно представлять себе всех немцев, как нечто единое и одинаковое. Единства нет. Одни ещё сопротивляются, другие поднимают белые флаги. Одни сдаются в плен, другие переодеваются в штатское платье и стреляют в нас из-за угла.
Только что на одной улице выстрелом в спину убит наш майор. Кто стрелял? Немец. Но вот подходит к нам старик и поднимает над головой сжатый кулак: «Рот фронт!» Его зовут Карл Вентцель, и он только что освободился из тюрьмы, где сидел за попытку «ниспровергнуть нацистский строй». Он показывает нам документы. И он тоже — немец.
Подходит 16-летний парень Гарри Хикс.
— Я ненавижу Гитлера, — говорит он, блистая глазами, — оп погубил Германию.
Этот мальчик — тоже немец. А другие мальчишки по подпольному телефону сообщают гитлеровским офицерам данные о наших КП. Все перемешалось сейчас в немецком народе, в сознании и в душе каждого немца. Он потрясён. Раздавлен, перепуган, взбудоражен. Он понимает, что гитлеровская Германия кончилась, что начинается какое-то новое существование. Он хочет знать, какое. И больше всего он хочет, чтобы скорее кончилась стрельба в Берлине и были объявлены приказы победителей о том, что будет дальше.
Эльза Хаугарт сказала нам:
— Немец состоит из мяса, костей и дисциплины. Немец любит приказы.
Когда в отвоёванных районах Берлина появились первые советские военные коменданты, а на стенах — первые ярко зелёные объявления комендатуры и листовки к населению, — весь подземный Берлин выполз па улицы, немцы огромными толпами грудились около объявлений. Толкались. Читали и перечитывали. Пересказывали соседям, обсуждали и ещё раз читали:
«В связи с ложным утверждением гитлеровской пропаганды о том, что Красная Армия имеет целью истребить весь немецкий народ, разъясняем: Красная Армия не ставит себе задачей уничтожение или порабощение немецкого народа. У нас нет и не может быть таких идиотских целей...»
Они читали это с удовлетворением.
«Призываем: населению поддерживать установленный режим и порядок, беспрекословно выполнять все указания властей».
Эти приказы и листовки внесли большое успокоение. Порядок устанавливается. Теперь немцы целыми днями толпятся в комендатуре. Они приходят сюда за справками, спрашивают, что можно и чего нельзя: можно ли запирать двери, переезжать из подвалов на верхние этажи, торговать? Все суют коменданту какие-то справки, паспорта, документы.
Приходят врачи из больницы. Открываются магазины, пекарни. Берлинские немцы знают теперь, что будет суд над военными преступниками. Берлинские немцы знают, что Германия должна ответить за разрушения, причинённые немецкими войсками нашей стране. Они знают, что будет порядок. Они видят, как по улицам Берлина ходят комендантские патрули с красной повязкой на рукаве — власть; у предприятий стоят часовые — порядок; по улицам идут бойцы, танки, пушки — сила. Они знают, что Берлин в кольце, что Штеттин пал, что англичане, американцы и русские на Эльбе. Они знают также, что исход борьбы решён.
Да, исход борьбы решён! Правда, в центре города яростно и ожесточённо сопротивляются эсэсовские головорезы, нацистские преступники и экзальтированные немки из женских батальонов Геббельса. Но часы их сочтены. Штурм цитадели гитлеровского мракобесия и разбоя близится к концу.
Борис ГОРБАТОВ,
М. МЕРЖАНОВ.
Берлин, 29 апреля.
(По телеграфу).