Наука в планах и мечтах

Состоявшийся 6 декабря в Госдуме «правительственный час» с заместителем председателя правительства Дмитрием Чернышенко должен был раскрыть суть государственной политики в сферах научных исследований и инновационных разработок для обеспечения технологического прорыва. К сожалению, за два с лишним часа обсуждения удалось узнать немного.

  Идёт второй год Десятилетия науки и технологий. Реализуется национальный проект «Наука и университеты», который должен помочь России войти в десятку стран по объёму научных исследований. Но, оказывается, мы уже на девятом месте. Значит, цель достигнута? Вице-премьер представил ряд цифр, демонстрирующих успехи правительства в области развития российской науки. Создано 740 молодёжных лабораторий, к концу года их станет 900 (если учесть, что на дворе декабрь, скорость появления этих точек научного роста впечатляет — быстрее размножаются, наверное, только микробы и вирусы). На 44 процента обновлена приборная база ведущих исследовательских организаций. Создано 77 научных центров, занимающихся фундаментальными исследованиями в математике, селекции, семеноводстве, генетике. «Они позволили создать более 2 тысяч новых технологий, которые уже активно внедряются», — сообщил Д. Чернышенко, который, кстати, возглавляет правительственную комиссию по научно-технологическому развитию. «Разработки наших учёных находят применение в промышленности, здравоохранении, в сельском хозяйстве», — доложил он.

Очень хотелось узнать о достижениях российской науки поподробнее. Но, увы, ничего конкретного не прозвучало. Может, оттого, что пока достижения не так грандиозны, как представляется? По информации заместителя председателя комитета Госдумы по экономической политике Николая Арефьева, «из общего числа предприятий в 2021 году только 17 внедрили инновационные проекты».

Что ещё отметил в своём докладе зампредседателя правительства? А вот что: «Реализуемые за последние два года мероприятия позволили преодолеть негативный тренд оттока специалистов из сферы науки и сокращение количества исследователей». По словам Д. Чернышенко, «позитивная динамика позволяет России сохранять пятое место по численности научного персонала в мире».

Остановимся на этом моменте и снова обратимся к выступлению депутата-коммуниста Николая Арефьева: «В 2000 году у нас трудилось 888 тысяч исследователей, сейчас на 200 тысяч меньше. Среднегодовой прирост численности исследований у нас минус 1,2 процента, в Китае — 6, а в других развитых странах — около 7. По числу исследователей 3 года назад мы были на 4-м месте, сейчас — на 6-м. Значит, удельный вес России в числе глобальных исследовательских фронтов у нас 5 процентов, Китая — 48, США — 62».

И где же «позитивная динамика», о которой упомянул чиновник? В чём заключаются те самые «мероприятия», позволившие убедить специалистов не бросать великое призвание исследователя? Может, учёных одарили привилегиями? Подняли им зарплаты до уровня топ-менеджеров? Создали условия творить и двигать отечественную науку?

Ничего этого нет. «В советское время высококвалифицированный рабочий, профессор и губернатор (это должность председателя облисполкома. — Ред.) получали примерно одинаковую зарплату. Сегодня губернатор получает от 400 тысяч до миллиона, а профессор — две средние зарплаты, это где-то 40—50 тысяч, — сказал Н. Арефьев. — Я взял статистику заработной платы наших учёных: кандидат наук — 20 тысяч, профессор — 25 тысяч, доцент — 55 тысяч и столько же заведующий кафедрой». Вызывает тревогу сохранение научной преемственности. Сославшись на данные ректора МГУ Виктора Садовничего, Николай Арефьев сообщил: «Общее количество молодых исследователей в возрасте до 30 лет снизилось с 2010 года с 71 тысячи до 53 тысяч человек, в том числе с учёной степенью — почти в два раза».

«Если мы хотим научного прорыва, то надо изменить систему оплаты труда в образовании и науке и кардинально изменить финансирование этих сфер», — заявил депутат. КПРФ настаивает, чтобы на науку направлялось не менее 5 процентов ВВП.

Устремлённая в «окно возможностей», открывшихся перед Россией с введением санкций, речь вице-премьера создавала впечатление, что вся государственная политика в сфере науки — это декларация о наших предпочтениях: девять приоритетов стратегии национальной безопасности, пять целей национального развития, семь приоритетов стратегии научно-технологического развития, а ещё как минимум два нацпроекта. И пусть, мол, пока доля российской электронной продукции на внутреннем рынке составляет 8 процентов, зато у нас цели амбициозные и мечты дерзновенные. К 2030 году правительство намерено увеличить долю российской электроники на внутреннем рынке в девять раз — до 70%.

В реализации этих смелых планов должны помочь передовые инженерные школы. Создано 30 таких школ, рассредоточенных по 15 регионам. Есть надежда на возрождение станкостроения, которое, как известно, служит и индикатором экономического развития страны, и локомотивом для всех отраслей промышленности. Сюда в ближайшие три года должно быть направлено 130 миллиардов рублей. Намечена цель — подготовить 30 тысяч специалистов для этой отрасли.

В подтверждение реалистичности этих намерений Дмитрий Чернышенко сообщил, что дал минпромторгу поручение «отработать вопрос» по новосибирскому заводу «Тяжстанкогидропресс», на судьбу которого обратил внимание Ренат Сулейманов во время встречи вице-премьера с фракцией КПРФ. Уникальное предприятие, построенное в годы Великой Отечественной войны для производства тяжёлых станков и крупных гидропрессов, сегодня на грани банкротства. Известная тактика нуворишей: довести предприятие до банкротства, чтобы за гроши прибрать к рукам всё его имущество. Так были уничтожены многие заводы и фабрики, создававшиеся трудом советского народа.

Ударный тезис доклада зампредседателя правительства Д. Чернышенко: «В единой государственной программе научно-технологического развития, которая по поручению президента собрала все средства на гражданскую науку, мы видим беспрецедентную сумму — почти 1,3 триллиона рублей». Но и эта цифра бьётся теми данными, которые представил депутат Н. Арефьев: «У нас почти исчезла отраслевая наука. Поэтому мы покупаем за рубежом то, что делали раньше профессионально-технические училища, потому что у нас начертить гайку некому, калибр шва сварного определить тоже некому. У нас затраты на исследования составляют 48 миллиардов долларов, в то время как Соединённые Штаты тратят 720, Китай — 583, Северная Корея — 113. Мы даже меньше, чем Северная Корея, тратим на науку. Затраты на науку в объёме ВВП у нас 1 процент, тогда как в развитых странах от 3 до 5 процентов. Значит, Россия тратит на одного учёного 30 тысяч долларов, в то время как Соединённые Штаты — 230 тысяч, Китай — 88 тысяч, Япония — 164 тысячи. Доля государства в финансировании науки у нас составляет 67 процентов. Бизнес пока участвует очень мало, хотя пользуется плодами науки максимально».

И не только плодами науки, но и слабостью системы гос-управления. Будет ли прок от этих триллионных вливаний, которые правительство готово вложить в науку? Вспомним печальную историю Роснано. Тоже заявлялось о технологическом прорыве. В помощь корпорации были направлены сотни миллиардов рублей. И где они? Осели в кармане «г-на Ваучера»? Где прорывные технологии, обещанные каждому школьнику отечественные планшеты с гибкими экранами? Остались в Нью-Васюках?

«Сегодня только 10 процентов научных исследований находят практическое применение, — отметила Ирина Филатова. — При этом статистика регистрации результатов интеллектуальной деятельности растёт год от года. По экспорту технологий Россия и вовсе занимает 27-е место. Продолжают открываться центры трансфера технологий, которые призваны скоординировать деятельность бизнеса и учёных и упаковать научные разработки в готовые коммерческие продукты для вывода на внешний и внутренний рынок. Но тем не менее в прошлом году 40 процентов этих центров не имели ни одной сделки».

Анжелика Глазкова обратила внимание вице-премьера на конфликтную ситуацию, сложившуюся в Институте математики им. С.Л. Соболева Сибирского отделения РАН. По словам депутата, более 60 процентов трудового коллектива проголосовали за назначение на должность директором института Ю.С. Волкова. Но мин-обрнауки в нарушение законодательства отказывается выполнять волю коллектива.

Николай Коломейцев, имеющий большой практический опыт руководства производством, посоветовал правительству вернуться к стандартизации и отказаться от техрегулирования. Также, по мнению депутата, надо возвратить Академии наук её статус. Учёные должны определять стратегию развития страны. Для реализации научных идей необходимо возродить прикладные отраслевые институты. И последнее, что предложил парламентарий, — это отказаться от болонской системы и поднять стандарты инженерного образования.

Если в какой из областей наук Россия и сделала сегодня прорыв, так это, похоже, в лингвистике. Доклад вице-премьера блистал новомодной лексикой, которая, видимо, должна была ассоциироваться у всех с воплотившейся фантастикой, с чем-то неимоверно передовым и научно-футуристическим: кванториумы, IT-клубы, «установки класса мегасайенс», кампусы. Как говаривают в таких случаях в литературных кругах, «ничего не понятно, но очень интересно».